Воздушный штрафбат. В небе заградотрядов нет… - Антон Кротков

Старая армянская церковь на краю эвкалиптовой рощи показалась в свете луны молодым людям средневековым крепостным фортом. Стены здания были сложены из грубого белого камня, узкие маленькие окошки больше напоминали бойницы. Это был один из немногих действующих храмов, который местные борцы с религией ещё не успели превратить в склад или свинарник.

Нефёдову пришлось не менее получаса барабанить кулаком по железной кованой двери, прежде чем им открыли. Длиннобородый старик в длиннополой рясе оглядел недовольным видом ночных визитёров и грозно осведомился, что им угодно.

– Мы желаем обручиться, святой отец – выпалил Борис и, взглянув на свою изумлённую спутницу, вытащил из кармана и протянул священнику два кольца, заранее сплетённые им из проволоки.

– Извините, но других у нас нет.

Старик покачал головой, вздохнул, но посторонился, пропуская пару внутрь. Он сразу понял, почему эти двое молодых людей явно комсомольского возраста пришли к нему тайно под покровом ночи. И потому больше не задавал не относящихся к делу вопросов…

Проводив Ольгу домой, Борис поспешил к шоссе, ведущему из города, чтобы вновь попытаться поймать попутную машину. До подъёма в тренировочном лагере оставалось чуть более двух часов. Надо было постараться успеть занять своё место в палатке до того, как запоёт труба горниста. Но как назло первая же остановившаяся возле Нефёдова машина оказалась военной. Вышедший из её кабины строгий командир потребовал у курсанта увольнительное предписание. Так самоволка закончилась гарнизонной гауптвахтой…

***

Что же мне с тобой делать, гений? – напрямик поинтересовался у Бориса комбриг.

Разговор происходил в кабинете начальника училища.

– Выгнать тебя нельзя: для армии ты человек полезный, – вслух размышлял начальник. – Но и оставлять тебя далее в училище я не могу. Летаешь ты уже лучше многих моих инструкторов, а своими регулярными «залётами» всю дисциплинку мне вот-вот развалишь. Ещё чего доброго остальные курсанты с тебя начнут пример брать! Не-ет! Пускай тебя в войсках воспитывают, там порядки пожёстче, чем у нас. Быстро твой гусарский норов обломают, Анархист!

Глава 11

Армейская жизнь младшего военного лётчика Бориса Нефёдова начиналась крайне неудачно. Командир истребительного авиационного полка, в который он был распределён из Качи, дотошно следовал инструкциям командования ВВС РККА, суть которых была такова: «всячески бороться с аварийностью, а также с перерасходом горючего и боеприпасов». На практике это выражалось в том, что полк, считавшийся одним из лучших в Западном особом военном округе, тем не менее, летал крайне мало; учебные стрельбы вообще проводились не чаще двух раз в год. Сам Командующий авиацией округа запретил своим приказом тренировки на высший пилотаж во вверенных ему частях – «во избежание поломки авиационной техники и тяжёлых лётных происшествий». Большую часть служебного времени лётчики занимались строевой и политической подготовкой.

Естественно, что новичок не мог вписаться в такую скучную жизнь. За самодеятельность в воздухе он регулярно получал от начальства взыскания, попадал на гауптвахту. Командование не хотело понимать, что имеет дело не с обычным лётчиком, а с художником-новатором, нуждающимся в постоянных экспериментах и открытиях. Другой бы на месте Нефёдова постарался укротить свой нрав, либо начал спиваться от тоски, но только не он! Этот парень не желал подстраиваться под систему. Скорее наоборот: раз за разом набивая шишки, он пытался систему исправить.

К примеру, когда выяснилось, что большинство его товарищей-лётчиков не умеют сажать самолёт с выключенным мотором, Борис решил на практике продемонстрировать сослуживцам, что это совсем не сложно. Однажды, заход на посадку, он заглушил двигатель, и мягко, даже нежно посадил машину. Затем ему вздумалось отработать посадку с невышедшей «ногой» правого шасси…

Едва выйдя с гауптвахты, куда он попал за предыдущий эксперимент, неугомонный исследователь озадачился проблемой: почему в соседнем полку недавно погиб лётчик, самолёт которого внезапно вошёл в перевёрнутый штопор, то есть оказался в положении колёсами вверх? Борис придумал, как бороться со смертельным падением методом «замедленной полубочки». Сначала он неторопливо и плавно заваливал истребитель на крыло, потом, перевернувшись на спину, некоторое время удерживал самолёт в таком положении, после чего плавно возвращался в обычный горизонтальный полёт. И так несколько раз, пока не выяснил для себя в чём заключалась фатальная ошибка погибшего лётчика. Своими выводами он поделился с товарищами. И одному из сослуживцев Нефёдова это вскоре спасло жизнь.

Подобные самодеятельные фокусы Борис выкидывал, имея стандартное задание на ориентировку или несложный полёт в составе звена.

– Не могу я на трамвае ездить, – виновато вздыхал на очередном разборе полётов в штабе полка Нефёдов. – Скучно…

В конце концов, командир отстранил строптивого подчинённого от полётов – на неопределённый срок. Вот тут для созданного летать молодого человека наступила чёрная полоса. От тоски Борис стал позволять себе манкировать службой. Например, мог не явиться на утреннее построение личного состава части, отсыпаясь после бессонной ночи, проведённой за карточным столом в компании тёмных личностей. Без неба, фактически предоставленный сам себе, лейтенант покатился по наклонной. В расположенном поблизости от аэродрома городке Нефёдова быстро узнали, как завсегдатая злачных мест. В конце концов, командир полка решил отдать неуправляемого подчинённого под суд. Впереди замаячило позорное лишение воинского звания и возможно лагерный срок.

О том, что к ожидаемому приезду представительной делегации из Москвы готовиться показательная программа полётов Борис узнал, сидя в очередной раз на полковой «губе». Борис сразу смекнул, что кроме него никому из сослуживцев не под силу устроить для заезжего начальства по-настоящему впечатляющую «показуху». Но кто доверит представлять часть арестанту?! И всё-таки Борис настороженно ждал. И предчувствие его не обмануло. Накануне приезда столичной инспекции Нефёдова освободили из-под ареста.

– Ну, хулиган, дождался ты своего часа, – объявил Нефёдову полковой комиссар. – Лично я бы тебе не доверил такое ответственное дело, но решение принималось на уровне округа. Одним словом, есть приказ назначить тебя завтра в полёт для свободной демонстрации фигур высшего пилотажа.

Видя, как в глазах молодого пилота заплясали озорные бесенята, политработник строго предупредил:

– Только не зарывайся! А то ведь я тебя знаю – А-на-рхиста! Тебе только дай волю, так по крышам ходить начнёшь, в окна заглядывать, винтом траву косить! Запомни, Нефёдов, ты представляешь весь наш полк и округ…

Не ограниченный никакими предписаниями полёт! Борис знал, что с земли на него сморят прославленные герои Гражданской войны – Будённый, Ворошилов, Тухачевский. Истребитель серебряной каплей кувыркался в пронзительной синеве неба, выполняя сложнейшие фигуры высшего пилотажа – перевороты, петли, виражи, бочки, боевые развороты. С кончиков его крыльев срывались белые полосы воздушных завихрений.

Наблюдая с земли в бинокль, как крошечный самолёт неистовствует в прозрачной недосягаемой высоте, Главный инспектор ВВС удивлённо обернулся на командира полка:

– Разве на самолёты этого типа есть приказ устанавливать кислородное оборудование?

Командир полка замялся, не зная, что ответить. Он опасался признаваться высокому столичному начальству, что выбранный им для демонстрационного полёта лётчик вопреки всем инструкциям и наставлениям полез без кислородной маски крутить воздушную акробатику на высоту семь километров, – туда, где обычный человек и без перегрузок быстро потеряет сознание.

– Да не робей ты! – не дождавшись ответа командира части, довольно пробасил инспектор. – Победителей не судят! Объяви своему инженеру благодарность за экспериментальную установку на данный тип самолёта кислородного оборудования.

Московскому гостю и в голову не могло прийти, что выполнивший без паузы на запредельной высоте сорок фигур подряд пилот выдержал такое нечеловеческое испытание, вдыхая сильно разряженный воздух…

Накануне важного полёта Борис отлично выспался и пребывал в самом подходящем настроении для пилотажа. Земля, небо, снова земля – в его власти было заставить их меняться местами в любом порядке. Иногда от сильного давления у лётчика темнело в глазах. Бывали моменты невесомости, когда Борис словно растворялся в воздухе, переставал чувствовать собственное тело, повисая на привязных ремнях. Только что бешено вращающийся мир вдруг застывал. Но снова мягкое движение ручкой и Борис летит головой вниз с многокилометровой горы, не чувствуя под собой сиденья…